Как этнограф строил генеалогические древа в тундре

Ежедневно под гнетом глобализации по всему миру отмирают традиции и обычаи самых разных народов. Так же умирает и память о предках. Этнограф часто является свидетелем редких социальных процессов и записывает в блокнот наблюдения, которые без него никогда не были бы зафиксированы. Он спасает от забвения культурное разнообразие, а порой даже обеспечивает воспоминаниям своих информантов цифровое бессмертие. Точно так сложилась научная судьба Михаила Анатольевича Членова, который в 1970–1980-е гг. начал исследование социальной организации аборигенного населения Чукотки в селе Новое Чаплино. В результате обнаружилось, что эскимосы представляют себе семью и родовые связи совершенно иначе, чем, например, жители Центральной России. Чтобы удостовериться в этом, Михаил Анатольевич разработал собственный научный подход для интервьюирования местных жителей и составил более ста генеалогических древ эскимосов.

Этнограф — это ученый, который исследует социумы в их естественной среде. То есть чаще всего работа этнографа не представима без долгих рабочих экспедиций, суть которых — наблюдение за укладом жизни исследуемого народа, этноса, группы. Представьте себе старинный фотоснимок казачьей семьи на фоне их дома. Благодаря внимательности и кропотливости этнографов можно, например, предположить, где и когда был сделан снимок, ведь детали одежды отличают запорожского казака от хоперского; а примерную дату снимка подскажут детали внешнего вида жилища. Подобные суперспособности чрезвычайно полезны и в генеалогии: немало загадок, которые нам оставили предки, может разрешить пристальный анализ фотографий из семейного архива. Порой этнограф может открыть и вовсе неожиданное, например, как по-разному воспринимаются отношения родства у разных народов. Казалось бы, дядя — он и у эскимосов дядя, то есть брат родителя. Но не тут-то было!

Михаил Анатольевич Членов сообщает в одном из интервью: «В системе родства жителей поселка Новое Чаплино важно не только, какого пола родствен­ник, но и какого пола ты. От этого зави­сит, как ты будешь называть родствен­ника или родственницу. Так, например, там, где мы используем слова „сестра“ или „брат“, они используют отдельные слова для обозначения старшего брата мужчины, сестры мужчины, старшей сестры мужчины, брата женщины, младших братьев или сестер одного пола… в общем, 7 разных слов в ситуациях, где мы обходимся двумя словами». А что же касается «дяди», то такого понятия у жителей Нового Чаплино и вовсе не обнаружилось, хотя «тетя» на месте. Все эти языковые явления связаны с особенностями взаимодействия между членами семей, а потому очень важны в общей картине наблюдений.

Михаил Анатольевич, опрашивая эскимосов, установил правило не задавать вопросов с использованием терминологии систем родства. Схемы родов, безусловно, оформлялись ученым с использованием общепринятой классификации родственных связей. Но в общении с информантами важно было установить, кем тот или иной родственник приходится им на самом деле, в социокультурном смысле. Осмысляется ли двоюродный брат родственником или этот человек родным уже не считается? «Нельзя спрашивать „Как на вашем языке будет „двоюродный брат“?“. Это прием запрещенный, — поясняет Михаил Анатольевич. — Для информанта надо составить его генеалогию. А потом уже спрашивать: „У вас там записана Рахтыңа, она кто вам?“»

Особенную ценность в работе Членова, безусловно, представляют сами информанты: ему удалось расспросить даже старожилов Нового Чаплино, родившихся в первой четверти XX в. Дополнив их данные сведениями из местных архивов и ЗАГСов, а также из списков жителей, исследователь и составил родословные схемы, оцифрованные и опубликованные лишь недавно в рамках специального мультимедийного проекта «Память поселка», созданного совместно с антропологом Дмитрием Опариным. Ранее родословные схемы, нарисованные от руки Михаилом Анатольевичем, хранились лишь в его личном архиве.

Дмитрий Опарин — антрополог, ведет исследования на Чукотке с 2011 г. В 2020 г. отправился в Новое Чаплино, чтобы дополнить существующие родос­ловные визу­альной информацией и воспомина­ниями о конкретных людях. Так по­лучился проект «Память поселка», объединяющий генеалогические схемы, созданные Михаилом Членовым в 1970–1980-е, с воспо­минаниями, частными фотография­ми и документами, собранны­ми Дмитрием Опариным в 2011–2020 гг.

Чукотский автономный округ занимает территорию 721,5 тысячи квадратных километров, на ней разместилось бы две Германии. Но численность населения здесь всего 0,7 человека на квадратный километр. Труднодоступность многих населенных пунктов и суровый климат обеспечивают атомизацию поселений коренных народов, поэтому даже один и тот же коренной малочисленный народ, например, эскимосы, имеет множество уникальных традиций и обычаев в каждом отдельном населенном пункте. В Чукотском автономном округе насчитывается более 15 тысяч представителей коренных мало­численных народов: чукчи (12 772), эскимосы (1529), эвены (1392), чуванцы (897) и другие. Коренное население составляет немногим более 30% от общей численности жителей Чукотки.

Новое Чаплино — национальное село в бухте Ткачен. В 2021 г. население Нового Чаплино составляло 425 человек. Большая часть из них — эскимо­сы, выходцы из закрытого в 1958 г. Старого Чаплино и их потомки, а также потомки других, закрытых ранее населенных пунктов.

Для современных людей взаимоотношения эскимосов начала ХХ в. показались бы весьма экстраординарными. Михаил Анатольевич Членов так комментирует их: «Понимаете, когда эски­мосы начали оформлять отношения по со­вет­ским правилам, они плохо пред­ставляли, что такое фиксация регистра­ции в ЗАГСе. То есть бывали случаи: девчонки, которые привыкли повстречаться с этим, повстре­чаться с тем, они, когда узнали, что надо регистри­роваться, каждый раз перед тем, как вступить в близость, шли и записы­вались, а потом, через пару месяцев, со следующим — и так далее. Уже позднее пришло осознание, что брак — это институт, который надо как-то фиксировать». Брачная обрядность у эскимосов также отсутствовала до самого ХХ в.

Семьи у эскимосов объединялись в кланы, причем часто не из-за родственных связей между ними, а по причине совместного промысла или некой объединяющей легенды. Союзы заключались, как правило, между представителями одного клана. Однако в XX в. клановость в социальном устройстве эскимосов перестала быть выраженной, и многие молодые жители Нового Чаплино уже не помнили названия кланов, выходцами из которых они являлись. Местное население в русскоязычной речи кланы называет родами, а представителей одного клана — родственниками.

Несмотря на всю экзотичность, большинство эскимосских традиций связаны с почитанием предков, в том числе дальних. По наследству передаются воспоминания и семейные легенды, семейные фотоархивы хранятся в советских чемоданчиках, детей называют в честь прародителей. Считается, что духи предков активно помогают ныне живущим, а те в свою очередь чтут их память ритуальными жертвоприношениями. Ученый зафиксировал случаи, когда фотографии умерших родных использовались в обрядах врачевания больных.

Что же касается глубины осведомленности информантов об истории семьи, тут все как в среднем по России: почти все опрошенные способны пролить свет на генеалогические данные о предках, живших в ХХ в., реже — о предках конца XIX в., совсем нечасто — о более ранних представителях рода. Интересно, что одна уроженка Нового Чаплино Екатерина Домбровская (Нутанаун) даже провела большое генеалогическое исследование своей семьи и издала на собственные средства книгу «История нашей семьи» с семью генеалогическими схемами, чем немало помогла исследованию.

Сегодня многочисленные интервью Михаила Анатольевича Членова с эскимосами уже стали историей. Ушли многие из участников бесед, а фотоснимки, снятые и затем оцифрованные ученым, могли давно истлеть. Проект «Память поселка» с результатами многолетних трудов Михаила Анатольевича напоминает сам объект его исследований: капсула памяти, чудом сбереженная от забвения, как одинокое Новое Чаплино посреди пустой холодной тундры.