«Тише, Танечка, не плачь…»
Как Агния Барто помогала потерявшимся в войну найти друг друга

Передача появилась почти случайно, и немалую роль сыграла в этом поэма Барто «Звенигород», где поэтесса описала жизнь осиротевших из-за войны детей и то, как они воспитывались в советском детском доме. В 1954 г. библиотекарь Карагандинского дома инвалидов прочитала поэму уборщице Софье Ульяновне Гудевой, у которой в войну потерялась восьмилетняя дочь. Софья Ульяновна так прониклась поэмой, что написала письмо автору —Агнии Барто. «В письме не было никаких просьб, только надежда, что, может быть, Нина жива и выросла в хорошем детском доме. Я решила попытаться помочь Гудевой», — написала Барто в книге «Найти человека», которую выпустила позже по сюжетам программы. Поиски поэтессы увенчались успехом — дочь Нина нашлась, ей было 18 лет, она работала на швейной фабрике в городе Умани. Майор милиции, который сообщил Барто эту новость, сам предложил, чтобы она позвонила Софье Ульяновне и сообщила добрую весть. Счастливая Нина переехала жить к матери в Караганду.

Но история Нины на этом не закончилась: заметку о ее судьбе разместил журнал «Огонек», который попал в руки молодого солдата Иосифа Котвицкого. Тот заинтересовался девушкой и после демобилизации поехал в Караганду, разыскал ее, а позже они сыграли свадьбу. Когда в 1964 г. Агния Львовна приехала в Караганду, она побывала в гостях у семьи Гудевых-Котвицких, а местные журналисты широко осветили это событие и сообщили о нем ТАСС. 

Когда Агния Львовна вернулась домой в Москву, ее ждали 17 писем с разных концов страны: ей писали люди, которые тоже искали своих родных, потерянных в войну. Поэтесса долго думала, что делать с этими письмами, где их обнародовать, чтобы у людей появилась надежда найти своих родных. «Случайно, как раз во время моих раздумий, мне позвонили из редакции „Последних известий по радио“. Приближался Новый год, и писателей приглашали выступить. Тогда-то мне и пришла в голову мысль: а что, если поискать по радио потерянных в войну детей? Редакция „Последних известий“ горячо поддержала эту мысль», — рассказывала позже поэтесса. 

Так и начиналась судьба всеми любимой и такой нужной передачи «Найти человека». Она звучала в эфире «Маяка» 13-го числа каждого месяца: однажды именно 13-го числа пришло сразу три известия о найденных людях, и Агния Львовна решила выпускать передачу именно по этим числам. За двадцать пять минут Барто успевала рассказать о 13–15 судьбах. Кроме того, выходил бюллетень розыска родных по неполным точным данным. Каждый день «Маяк» получал около 150 писем. Сотрудники и добровольцы сортировали их по трем папкам: «На очередь», «Совсем мало воспоминаний», «Данных нет». С 1964 по 1973 г. поэтессе и ее команде удалось воссоединить 927 семей — и это только официально подтвержденные случаи.

Миллионам разлученных во время Великой Отечественной войны семей помогало и государство: с 1942 г. в СССР появилось Центральное справочное бюро, занимавшееся розыском потерявшихся. Но оно вело официальные поиски, а иногда для запроса информации у «потеряшек» было недостаточно. Например, многие маленькие дети не помнили своих фамилий, имен родителей, названий городов и деревень, где жили. В детских домах им давали новые имена, возраст определял врач, а родители искали их по прежним данным и потому не могли найти. Именно такие дети, повзрослев, и начали писать письма на радио, где сообщали те крохи информации, которые помнили. У кого-то это был эпизод, когда родной брат попросил откусить от большого яблока, а сам взял и съел его. Кто-то помнил деревенский быт, где располагалась поленница у дома, кто-то вспоминал, как семья бежала под гул самолетов — и больше ничего. Но и этих крох часто было достаточно, чтобы родители узнавали своих детей.

Агния Барто в книге «Найти человека» приводит несколько примеров детских воспоминаний, по которым шли поиски.

«Бабушкин дом стоял на горе, и когда спустишься с горы, перед тобой дорога. Там были посажены фруктовые сады прямо на берегу реки. Как сейчас вижу крышу родного дома. Одна сторона крыши крыта красной черепицей, вторая — каким-то другим материалом» (М. Гунжин).

«Мы с братом поменьше, кажется, его звали Сережа, катались на калитке сада, она была скрипучая, и мы считали, что наша калитка с музыкой» (Василий Семенов). 

«Была у нас собака Джульбарс. Когда я с мамой выходил в сарай за дровами, я давал Джульбарсу в зубы одно полено, и он нес его в дом. Для меня это было огромное удовольствие…» (Б. Гульков). 

«Я очень любила музыку. Младшая сестра Гульфа сделала мне мандолину — на щепку натянула резинку, и действительно была как мандолина» (Тасима Маргарян). 

«У нас над кроватью висел большой ковер, на котором были вытканы страшные рожи, и я их очень боялся» (С.И. Воропаев). 

Конечно, воссоединять удавалось не все семьи тех, кто писал письма: кто-то погиб, кто-то, возможно, так никогда и не узнал, что его искали. Но создавать такую передачу стоило, наверное, даже ради одной счастливой истории. В книге Агния Львовна приводит их достаточно. 

Например, история девочки Нелли Неизвестной — такую фамилию ей дали в детском доме. Запись о ней в учреждении гласила, что ее отец на фронте, а мать неизвестна. Она помнила лишь то, как они спасались одной страшной ночью: «Ночь, гул самолетов… Помню женщину, на одной руке у нее грудной ребенок, в другой — тяжелый мешок с вещами… Мы бежим куда-то, продираясь в толпе, я держусь за ее юбку, а рядом со мной бегут два мальчика, одного из них, кажется, зовут Роман». 

Искать по этим данным довольно сложно: бегущая толпа и гул самолетов — типичная картина времен войны. Агния Львовна сомневалась, стоит ли тратить эфирное время на информацию, которая настолько скудна, но рискнула — и через несколько часов после эфира на «Маяк» пришла телеграмма из Феодосии: «Нелли наша дочь. Семья Ферштер». Позже поэтесса выяснила, как потерялась Нелли: мать с детьми бежала на последний железнодорожный состав с эвакуированными и, когда запрыгнула в вагон, поняла, что рядом нет дочки. Она не побежала ее искать — это значило бы рисковать жизнью других детей, а осталась в вагоне. И вот спустя годы семья воссоединилась. Оказалось, что девочку звали не Нелли, а Мэри, но в том, что это ее родная семья, не было никаких сомнений. 

А бывало, что поиски были запутанными с самого начала и многое не совпадало в данных, но в конечном итоге родные находились.

«Искала родных Надежда Федоровна Пустовалова (фамилия не точная). Ее семья — родители, бабушка, подростки Боря и Валентин и она, маленькая Надя, — жила в Ленинграде. 

„Помню, что жили мы недалеко от самой большой бани, которая в то время находилась на углу двух улиц и называлась на букву Б. Улица наша называлась на букву О...“ 

Я обратилась по радио к ленинградцам с просьбой установить, где была такая баня на букву Б, на углу двух улиц, и рядом улица на букву О. Я не сомневалась, что кто-нибудь обязательно откликнется, — ни одна просьба помочь в поисках не остается без ответа. И все-таки я не ожидала, что люди пришлют и старые планы города, и планы улиц, нарисованные от руки, чуть ли не чертежи, и почти полный перечень ленинградских бань», — пишет Агния Львовна. 

Но адрес все не находился — не было в Ленинграде таких улиц на букву О с банями рядом. Через полгода в редакцию пришло письмо от женщины, что у нее потерялась племянница в 1942 г. в Ленинграде. И хотя очень многое в данных не совпадало, передача обменяла их адресами, и оказалось, что это члены одной семьи. Только вот «улицей на букву О» из детских воспоминаний оказалась улица Сердобольская… 

А однажды на передачу пришли два письма — от матери и сына, которые разыскивали друг друга. Но понять, что они родные, было невозможно, они искали людей под разными фамилиями: мать — под родной Рыжих, а сын — под фамилией Погожин, которую ему дали в детдоме и которую он считал родной. А нашлись они благодаря двум родинкам сына, которые безошибочно узнала мать. Только родинки и совпадали в описании, когда имена, фамилии и даже возраст разнились и, казалось, не было надежды на то, что это члены одной семьи.

Каждый раз, когда я говорю по радио: возьмите карандаши и запишите имена и фамилии людей, которых мы ищем, — и произношу эти имена, я надеюсь: а вдруг кто-то услышал знакомое имя и сейчас, в эту минуту, уже рождается чья-то радость! <...>

Десятилетия прошли, а люди не забывают своих близких. И не только сыновей, дочерей, родителей — ищут и глухонемую старую тетку, и племянника, с детства прикованного к постели. Ищут, не страшась обременительных забот. Может быть, потому письма, полные скорби, все же оставляют и светлое чувство в душе. <...>

В одно из писем, адресованных мне, вложен рубль, очевидно, на почтовые расходы. Единственный расход, который мне по этому письму предстоит, — пересылка рубля обратно. <...>

Многие пишут: «Понимаю, что надежды мало, но все-таки она теплится». «Мои детские воспоминания — самая последняя искра надежды». Последняя искра… Каково погасить ее? Ведь у Данте «Оставь надежду всяк сюда входящий» написано над вратами ада. <...>

Книга «Найти человека», которая выходила дважды — в 1968 и 1975 г., конечно, вместила не все истории поиска. Да и одноименная передача не успела завершить благое дело: после ее закрытия в архиве Агнии Львовны сохранились тысячи писем, которые она не успела зачитать в эфире. После ее смерти они были переданы в Архив литературы и искусства. Удивительно, но спустя десятилетия начинание Барто имело продолжение в виде проекта молодого школьного учителя истории из Москвы по имени Константин Тимченко. Несколько лет назад, спустя более чем 70 лет после войны, поиском потерявшихся начали заниматься подростки, да и возможности значительно расширились за счет Интернета. Только вот времени прошло слишком много, и большинство из тех, кто искал, и тех, кого искали, умерли. «Я понял, что соединять семьи надо либо сейчас, либо уже никогда, — признается Тимченко в материале журнала „Русский мир“. — Самым младшим детям войны сегодня за 80. А письма писали те из них, у кого к 1941 г. были хотя бы какие-то воспоминания. К началу войны им должно было быть 3–5 лет. Значит, сейчас им уже 85 лет и больше. Еще несколько лет — и мы никого не застанем в живых».

И тем не менее счастливые истории продолжают случаться. Например, были найдены два двоюродных брата, которым далеко за 80: на радио письмо о потере написала тетя одного из них, но тогда Агния Барто не успела зачитать письмо в эфире, а в апреле 2020 г. состоялась их видеовстреча, организованная с помощью внуков. Они плакали и рассказывали друг другу подробности о жизни своих семей, разлученных войной на 79 лет. 

И даже для семей, которые уже давно воссоединились, письма, написанные на передачу «Найти человека», все равно часто имеют огромную ценность. Например, потомки одной из таких семей не знали, что их бабушка в 1960-х гг. написала на радио длинное письмо с подробностями потери ребенка во время эвакуации. Письмо не зачитали в эфире, но ребенок все равно нашелся. А о факте написания письма никто не знал до тех пор, пока учитель Тимченко не извлек его из архива и не нашел потомков. На семью послание из прошлого с уникальными подробностями произвело невероятное впечатление и сподвигло заняться своей родословной. 

«Теперь в работе над проектом мы стараемся соединять не только живых, — объясняет Константин. — Даже если все, о ком идет речь, умерли, мы все равно будем возвращать письма их потомкам».