«Ангел-хранитель» из Батищево: А.Н. Энгельгардт

Александр Николаевич Энгельгардт принадлежал старинному дворянскому роду. Легенда возникновения этой фамилии рассказывает о Карле Бернарде Энгельгардте (1159–1230), за спасение жизни короля Франции Филиппа II Августа во время Третьего крестового похода прозванного «ангелом-хранителем» (Engelhardt по-немецки). Прозвище затем стало фамилией. Род этот происходит из Швейцарии. В 1383–1390 гг. Генрих Энгельгардт упоминался в качестве члена городского совета Цюриха. Русская же веха в истории фамилии началась с Роберта Энгельгардта, который во время Ливонской войны попал в плен и был увезен в Московию вместе с сыновьями — Каспаром, Михаилом и Фомой. Сын Каспара Вернер, крещеный под именем Еремей, стал родоначальником многочисленной и славной смоленской ветви рода.

Эта ветвь известна многими выдающимися людьми. Помещик Павел Иванович Энгельгардт (1774–1812) участвовал в партизанском движении, за что был расстрелян французами. Генерал-майор Лев Николаевич Энгельгардт (1766–1836) оставил прелюбопытнейшие мемуары о своей эпохе. Александр Петрович Энгельгардт (1877–1962) создал первую в мире полевую мортиру.

Он получил высшее военное образование в Михайловском артиллерийском училище и академии, затем стал главным литейщиком в Петербургском арсенале. Однако уже здесь проявился его интерес к науке — химии: он изучал и применял на практике заграничный опыт литья пушек. Вместе с известным химиком Соколовым он открыл первую частную химическую лабораторию и стал издавать тематический журнал. Александр Николаевич уволился с военной службы, без сожаления разрушив военную карьеру и всецело отдавшись научной деятельности. Эта стезя привела его на должность профессора химии и декана химического факультета в Петербургском земледельческом институте. Вокруг него собрался кружок, в котором свободно обсуждались как научные, так и общественные, политические вопросы. Энгельгардт главным образом интересовался искусственными удобрениями. Желая следовать популярному тогда тезису о том, что «почве должно быть возвращено все, что берется из нее растениями», он исследовал залежи фосфорита на громадном пространстве между Десной и Волгой.

Он постепенно ремонтировал обветшавший дом и завел самый простой быт: «Поселившись в деревне, я решился не заводить ни кучеров, ни поваров, ни лакеев, то есть всего, что составляет принадлежность помещичьих домов, что было одною из причин разорения небогатых помещиков». Он вникал во все сферы помещичьего хозяйства, которое после реформы 1861 г. сильно изменилось и требовало новых, грамотных решений. Александр Николаевич корчевал березняк, которым заросло имение. Сеял лен, продавая его по выгодной цене. Вводил новые системы землепользования, удобрения, лично общался с крестьянами, постепенно завоевывая их доверие и уважение. Вникал в любую мелочь и до ночных кошмаров переживал любую угрозу урожаю: «Я просто думал, что с ума сойду. Где бы я ни был, что бы ни делал — всюду мне мерещились земляные блохи. Пью чай, задумаюсь, а перед глазами тучи земляных блох прыгают; бросаю недопитый стакан и бегу в поле — едят. Сон даже потерял: лягу, только забудусь — перед глазами мириады земляных блох, которые скачут, кружатся: вот они растут, растут, вырастают величиною с слонов».

Но Александра Николаевича интересовали не только вопросы севооборота, урожая и торговли. Он наблюдал все грани деревенской жизни, замечал особенности характера крестьянина, отношения внутри семьи, общины, отношение к помещикам и властям, политическим событиям. Он обнаружил в себе прекрасный литературный дар. Все, что происходило вокруг, и свои мысли на этот счет он описывал в своих «Письмах из деревни», публиковавшихся раз в год в журнале «Отечественные записки». «Письма...» быстро обрели широкий общественный резонанс. Их читала вся городская мыслящая публика и узнавала из них настоящую жизнь деревни, с ее радостями и проблемами, знакомилась с русским крестьянином, о котором так много думала, но толком ничего не знала. Александр Николаевич писал о деревенской жизни с жаром, энтузиазмом, где-то с болью, но неизменно с юмором. «У меня две кошки — большой черно-белый кот и черно-желто-белая кошечка; такую кошечку национального цвета я завел для опыта. Говорят, что только кошки бывают черно-желто-белого цвета и что котов такого цвета никогда не бывает; говорят, что когда народится кот черно-желто-белого цвета, то значит скоро светопреставление. Я хочу посмотреть, правда ли это. Первый признак близости светопреставления — это, как известно, появление большого числа нытиков, то есть людей, которые все ноют; второй — рождение черно-желто-белого кота. После „Положения“ появилось множество нытиков. Хочу посмотреть, не народится ли черно-желто-белый кот».

Батищево восстало из руин, как феникс из пепла, а затем быстро стало образцовым поместьем. И туда стекались жаждущие научиться такому же эффективному хозяйствованию интеллигенты. Они были полны вдохновения и идей, но Александр Николаевич быстро возвращал их «с небес на землю». Они ждали наблюдений, размышлений и долгих разговоров о судьбах деревни. Но всем желающим поступить к нему он всегда писал одно и то же: «Прошу вас обратить внимание на то, что я принимаю в свое хозяйство желающих работать только в качестве работников, а никак не учеников. Поэтому поступивший ко мне не может выбирать себе работу по своему усмотрению, а должен работать ту работу, на которую его поставят, хотя бы, по его мнению, он при этом ничему не научился». За обтянутые узкими брюками ноги и непривычку к физическому труду последователей А.Н. Энгельгардта снисходительно прозвали «тонконожками». За семь лет, с 1877 по 1883 г., через «Батищевскую академию» прошло 79 человек. Успешно прошедшим «курс» «учитель» выдавал аттестаты.

«Постоянною моей мечтою было, чтобы около Батищева образовалось хозяйство, в котором работали бы только интеллигенты; чтобы это хозяйство переняло от меня желающих учиться интеллигентов, развилось, окрепло и наконец расширилось до того, чтобы поглотить батищевское хозяйство». 

Прекрасным и известным писателем стал младший сын Александра Николаевича Николай. Из-под его пера вышли увлекательные сказки, исторические романы, стихи, мемуары о детстве и об отце. Он глубоко интересовался историей рода, отдельные главы из этих изысканий были изданы под общим заглавием «Давние эпизоды». Дочь Николая Анна стала второй женой поэта Н. Гумилева, от этого брака родилась дочь Елена. Николай принял непростое решение остаться в стране после революции. Почти вся семья погибла в блокадном Ленинграде.

Блокада унесла жизнь и Бориса Михайловича Энгельгардта — филолога, литературоведа и переводчика, сына старшего брата Николая и Веры. Сам Михаил Александрович не окончил университета, связавшись с революционной молодежью, был очень близок к партии «Народная воля», за что был арестован и выслан на 5 лет в имение отца. Вернувшись в Петербург, он много писал и переводил, размышляя об общественном устройстве, историческом процессе, философии. Взглядам его была присуща «теоретическая кровожадность»: при личной незлобивости идеи террора, насильственного изменения существующего порядка казались ему вполне оправданными.

В семье Энгельгардтов есть и любопытная генеалогическая тайна. Жена Александра Николаевича после его ссылки осталась жить в Санкт-Петербурге. Постепенно отношения супругов стали скорее дружескими. По некоторым сведениям, в деревне Александр Николаевич нашел себе спутницу жизни из крестьянок, и от этого союза появилось трое детей. Однако попытки установить личность этой женщины до сих пор не увенчались успехом.

Сейчас немало людей носят фамилию Энгельгардт. Им есть что помнить и чем гордиться. В истории семьи Энгельгардтов отражается история нашей страны с давних времен. Пусть потомки хранят эту память.

Если вы, как Николай Александрович Энгельгардт, интересуетесь историей своего рода, то наш сервис может вам помочь! В истории фамилии отражается история семьи на протяжении поколений. Переходите по ссылке, чтобы узнать новое и сохранить память о своих предках.