Внимание, сейчас отсюда вылетит птичка!
Семейная фотография: от королевских дагеротипов* через фото мертвецов и обеденные репортажи — к селфи с близкими и любимыми
Кажется, у меня глаза деда. Немного восточные, с характерным для лиц этой части света эпикантусом*, который, как предусмотрела эволюция, должен защищать глаза от пыли и песка, поднимаемых ветром, и, конечно, от солнца.
Этими глазами с немного лукавым выражением дед смотрит на меня с семейного снимка. Рядом с ним — бабушка, семиреченская казачка. Статная и уверенная, она крепко держит на руках годовалого сына — моего отца, который замер с удивленным выражением лица (фотограф наверняка рассказал ему свою дежурную сказочку про птичку, которая должна вот-вот вылететь).
Это единственный сохранившийся снимок. Благодаря ему я могу фантазировать, какими были тогда, в далекие и полные надежд 1960-е гг., мои дедушка и бабушка.
Кадр был сделан спустя более чем 120 лет после официального изобретения фотографии. И кто знает, сколько с того времени было запечатлено на статичных изображениях обычных и известных семей, чтобы сквозь годы и поколения передавать потомкам свои молчаливые послания, свои сдержанные улыбки.
Свадьба ради снимка
Слава историкам! Мы точно знаем, когда и кем была сделана первая семейная фотография и кто на ней запечатлен.
Королева Виктория и принц Альберт стоят друг напротив друга, опершись на пустой постамент. На нем — парадный мундир. На ней — фата и роскошное свадебное платье, которое впоследствии стало «счастливым» и надевалось королевой на особенно важные семейные торжества.
Кажется, пара только что вышла из Сент-Джеймсского дворца, где 10 февраля 1840 г. прошло торжественное венчание. Но нет — на фотографии запечатлены супруги спустя 14 лет брака.
В 1854 г. они реконструировали свою свадьбу исключительно ради того, чтобы сделать этот кадр, который станет документальным подтверждением их совместного счастья, а также свидетельством вкусов того времени.
Королева Виктория со своими детьми. Фотограф: Вильям Эдвард Килбурн, 1852 г.
Так странно, так жутко…
Если и есть в мире рейтинг самых жутких семейных снимков, то первые места в нем, определенно, занимают те, что были сделаны в викторианской Англии, где во второй половине XIX в. на фотографиях сольно и среди живых часто появлялись уже мертвые люди.
Причиной этой странной «традиции» стала высокая цена и трудоемкость услуг фотографа. С 1860-х гг. и примерно до 1910-х гг. работа мастера светописи требовала специальной квалификации. Нужно было уметь обращаться с громоздким фотоаппаратом, правильно смешивать реактивы, чтобы проявить снимок, да и в процессе нужно было быть очень терпеливым и тактичным, чтобы расставить людей в правильную композицию и уловить момент, когда они абсолютно неподвижны, чтобы в итоге не случилось брака со смазанными фигурами.
Семьи среднего достатка долго откладывали деньги на визит к фотографу. Богатые могли заплатить сразу, но все равно ждали, потому что запись формировалась на несколько месяцев вперед. Из-за высокой смертности в те времена некоторые просто не доживали до заветного дня.
В этих прискорбных обстоятельствах мастера по снимкам ставили перед фактом: мол, мы хотим быть запечатлены все вместе — и фотограф экстренно отменял все свои дела, чтобы совершить съемку вне очереди.
Далее покойника гримировали, приставляли к нему сзади специальную подставку или укладывали в особую позу — и семья получала заветное изображение, где их умерший родственник (чаще всего ребенок) выглядел как живой.
Другая странноватая британская традиция известна в истории фотографии как «эффект скрытой матери».
Женщину усаживали на стул и прятали под покрывалом, чтобы она играла роль фона и одновременно кресла для своего малыша, а также помогала ему сохранять неподвижность, чтобы снимок был четким.
Самое удивительное в этих изображениях то, что они все равно получались семейными, каким-то непостижимым образом ощущалось присутствие в кадре невидимой матери, ее абрис воспринимался как живое существо.
Российский император как на картине, а знаменитый писатель — за обедом
Первые фотографии в России были сделаны в 1840 г., через год после официального изобретения во Франции. Члены императорской фамилии быстро оценили потенциал технической новинки — запечатленные на снимках, они сохраняли свои подлинные черты для потомков.
Впрочем, венценосные особы всегда предпочитали формальные официальные портреты случайным репортажным.
Поэтому особыми условиями для съемки и почетным титулом фотографа их императорских величеств наградили только Сергея Левицкого и его сына Льва, которые держали в Санкт-Петербурге дагеротипную мастерскую.
Левицкие запечатлели четыре поколения монаршей семьи, начиная с Николая I и заканчивая Николаем II. На этих снимках мы можем отметить немного консервативную композицию, типичную для живописи. Впрочем, она до сих пор является классической для всех постановочных семейных съемок.
А вот фотография Льва Толстого с семьей, сделанная Карлом Буллой, отличается значительно большей непосредственностью.
В сущности, этот снимок можно расценить как обеденный репортаж. Седобородый Лев Николаевич сидит по правую руку от своей супруги Софьи Андреевны, другие места заняты друзьями и родственниками знаменитой четы, поодаль стоят лакеи, прислуживающие при трапезе.
Этот снимок был сделан в 1908 г., когда фотография не только перестала быть дорогостоящей и элитной услугой, но и вышла за пределы студий — стала повсеместной и репортажной, способной запечатлевать обычную повседневную жизнь семей.
Причина таких изменений — технические новинки. К 1900 г. фотография стала более простым процессом. Камеры легче, выдержка не такая длинная, так что о смазанном изображении можно было забыть.
А после выпуска Истменом Кодаком дешевой и простой в использовании камеры Brownie распространились любительские съемки. В отличие от профессиональных студийных портретов, они содержали больше исторической и социальной информации.
Тогда же, в начале XX в., появилось понятие документальной фотографии, под которой стали понимать съемки, посвященные проблемам и изменениям, происходящим в обществе и переданным через человека, его семью и окружение. И снова техническая новинка стала катализатором развития жанра.
В 1925 г. в продажу поступила знаменитая камера Leica. Маленькая и легкая, позволявшая делать снимки с короткой выдержкой при естественном освещении, она открыла новые возможности и оказала огромное влияние на развитие фотожурналистики. Репортажная семейная съемка достигла своего расцвета в СССР.
Двадцать четыре часа из жизни Филипповых
В Советском Союзе фотография была одним из средств пропаганды. По негласному, но ясному всем правилу снимки должны были отражать не реальное положение вещей, а образец, к которому следовало стремиться и который соответствовал декларировавшимся повсеместно ценностям — труду, равенству всех социальных групп, большей ценности коллективного по сравнению с индивидуальным.
Тем интереснее разглядывать репортаж о жизни одной советской семьи, сделанный Аркадием Шайхетом, Максом Альпертом и Соломоном Тулесом и опубликованный в 1931 г. в зарубежной и советской прессе.
Серия снимков «24 часа из жизни Филипповых» была снята за пять дней, и по ней с точностью до минуты можно восстановить ежедневные события типичной московской рабочей фамилии.
Итак, утро — и глава семьи едет на работу. В это время его супруга отводит младшего сына Витю в детский сад... Филиппов на работе и во время обеденного перерыва... Его супруга в магазине: вот она получает в кооперативе свой однодневный паек... А это семейный поход в Парк культуры, где дочери играют на спортплощадке...
Фотографы утверждали, что не сняли ни одного постановочного момента — перед зрителями предстает подлинная жизнь, как она есть. Позже критики парировали, что авторы серии показывали семью Филипповых не саму по себе, «а в связи с окружающей обстановкой». Ведь на снимках были с особой силой подчеркнуты моменты, которые специфически отличали советские условия от условий жизни рабочих капиталистических стран.
Так или иначе, бесспорно одно: «24 часа из жизни Филипповых» — это первое и единственное в своем роде для 1930-х гг. социологическое фотоисследование уклада жизни обычной советской семьи.
Холокост в семейной истории: помнить или забыть
Воскресным утром историк Холокоста Кристоф Кройцмюллер традиционно отправился на блошиный рынок, где, как обычно, планировал найти какую-нибудь редкость для экспозиции Еврейского музея в Берлине, которую ему поручили курировать. На этот раз его внимание привлек семейный фотоальбом нацистского периода, из которого было вырвано множество снимков.
В другом альбоме, найденном у того же продавца, сохранены все фотографии. Вот «райские» снимки семейной пары, которая кажется счастливой.
А вот фотография 1940 г., когда в гостиной появился первый радиоприемник — средство нацистской пропаганды. На другом изображении за спинами фотографирующихся можно увидеть портрет усатого человека в рамочке на стене. А эта карточка датирована сентябрем 1941 г. — сын пары прислал свое фото из России... Листая этот альбом, Кройцмюллер сделал вывод, что его обладатель решил прошлое своей семьи «не трогать».
Порвать — не трогать. По мнению немецких ученых, это и есть две крайности, которые иллюстрируют отношение людей к своему семейному прошлому. Особенно если оно было связано с преступлениями гитлеровского режима, в частности, Холокостом.
По словам историка Микаэлы Букель, у большинства немецких семей сохранились фотоальбомы со снимками предков нацистской эпохи.
Ведь во времена Третьего рейха любительская фотография была частью социальной политики. Власти считали, что она поможет запечатлеть для потомков прелести жизни при Гитлере. Государство не только поддерживало производство фотоаппаратов, но и искусственно снижало цены на них.
Кроме того, устраивались бесплатные обучающие курсы для всех желающих, издавались учебники, проводились конкурсы. Все это принесло плоды — фотосвидетельств тех лет накопилось действительно много. «Но семейных фотографий в форме СС вы, как правило, не найдете. Их скорее вырвут из альбома или отретушируют, чтобы отличительные знаки и эмблемы были неразличимы», — рассказала Букель в 2018 г. в интервью изданию The Jerusalem Report.
Причина таких действий, по словам историка, в том, что большинство немцев согласны с тем, что нацисты были преступниками, но большинству сложно связывать это утверждение с историей собственной семьи. В этом случае «редактирование» фотографий являет собой некий компромисс между крайностями полного признания и абсолютного отрицания.
И селфи тоже!
Со времени своего изобретения искусство фотографии прошло огромный путь — от дорогостоящей дагеротипии до всем доступных селфи, которые можно делать сольно и с семьей хоть каждое мгновение.
Однако традиционная семейная фотография никуда не исчезла. Поход в фотосалон по-прежнему маркирован как особенное событие.
Нужно принарядиться, сделать прическу и макияж, собраться всем вместе, встать перед объективом в гармоничной последовательности, приветливо улыбнуться и отправить послание потомкам, которые, вероятно, будут внимательно разглядывать снимок, пытаясь понять, кто на кого похож. У тебя — улыбка прабабушки. У него и его брата — широкие плечи, как у всех мужчин по материнской линии. А у меня — глаза деда.
* Дагеротипия — это ранний фотографический процесс, основанный на светочувствительности йодистого серебра. Во второй половине XIX в. эта технология фотографии была вытеснена более дешевыми и удобными процессами.
* Эпикантус (двойное, или монгольское, веко) — выраженная кожная складка у внутреннего угла глаза, которая располагается над слезным бугорком.